В дневнике Рериха «Алтай — Гималаи» читаем: «Приветлива Катунь. Звонки синие горы. Бела Белуха. Ярки цветы и успокоительны зелёные травы и кедры. Кто сказал, что жесток и неприступен Алтай? Чьё сердце убоялось суровой мощи и красоты?»

Прибыв в Верхний Уймон, Рерихи расположились в знаменитом на всю округу доме Варфоломея Семёновича Атаманова, односельчане называли его Вахрамеем. Он являлся патриархом многочисленного семейства, владельцем двухэтажного дома, пасеки и кузни. В хозяйстве его имелись также стада овец, коров и лошадей до 300 голов. «Жена была алтайкой. Он уважал её, старался помогать ей в работе». По рассказам и рекомендациям Рерих знал этого крестьянина как удивительного и широко одарённого человека. Неизвестно, какое образование он получил, скорее всего был самоучкой, одним из тех самородков, какими по праву гордится Россия. У Атаманова была хорошая библиотека, он выписывал из Барнаула книги по медицине, лечил всю округу, правил кости, принимал роды. Известен случай, когда он сам сделал «кесарево сечение» одной из алтайских рожениц.

Вахрамей Семёнович знал лечебные травы, его библиотека на верхнем этаже дома, где он принимал больных, была увешана пучками целебных растений, в знании которых ему не было равных: к нему для консультаций приезжали специалисты по ботанике даже из Москвы.

Общаясь с Атамановым, Рерих видел в нём черты Пантелеймона-Целителя: «Он [Вахрамей], по завету мудрых, ничему не удивляется; он знает и руды, знает и маралов, знает и пчёлок, а главное и заветное — знает он травки и цветики. Это уже неоспоримо. И не только он знает, как и где растут цветики и где затаились коренья, но он любит их и любуется ими. И до самой седой бороды, набрав целый ворох многоцветных трав, он просветляется ликом, и гладит их, и ласково приговаривает о их полезности. Это уже Пантелеймон Целитель, не тёмное ведовство, но опытное знание».

Атаманов, как лучший знаток потаённых троп Алтая, водил по горам и долинам Прикатунья экспедиции учёных и художников, таких как профессора Томского университета, исследователя Алтая Сапожникова, инженера-геолога Падурова, знаменитого алтайского художника Гуркина и других. В доме Атаманова была картина Гуркина — горная река, и по жёрдочке проходит через бурный поток охотник-алтаец.

Вахрамей Семёнович был отцом десятерых детей. Одна из его четырёх дочерей, Агафья, взяла на себя бытовые заботы о гостях. Вместе с Рамзаной, прозванным сельчанами «монахом», она исполняла разного рода домашние обязанности: стирала, стряпала, готовила обеды. Рамзана поселился в отдельной избе, что стояла на подворье Атаманова, а супруги Лихтман остановились у одного из соседей — крестьянина Куприяна. До наших дней этот дом не сохранился, но есть предположение, что он находился где-то поблизости, может быть напротив, так как известно, что в первый же день по приезде в Уймон от калитки «ставки» экспедиции до ворот дома Куприяна была вымощена камнями дорожка, чтобы непролазная грязь не мешала Зинаиде Григорьевне и Морису Михайловичу быстрому сообщению с домом Атаманова, где жили Рерихи.

Юрия Николаевича поселили в библиотеку. Вход в неё чадам и домочадцам был строго воспрещён, об этом помнят ещё живые потомки. Когда-то в библиотеке располагалась молельная комната староверов. На одной из её стен — рисунок красной чаши. Рерих записывает в дневнике: «Стоим в бывшей староверской моленной. По стенам ещё видны четырехугольники бывших икон. В светлице рядом написана на стене красная чаша. Откуда? У ворот сидит белый пёс. Пришёл с нами. Откуда?»

В комнату напротив библиотеки поселили Елену Ивановну и Николая Константиновича. Когда художник занимался живописью, никто не имел права заходить к нему, кроме Вахрамея Семёновича. Они очень подружились, о многом беседовали. Рерих даже пригласил Атаманова поехать с ними далее в экспедицию в качестве проводника, но тот отказался и проводил их на обратном пути только до Бийска. После окончания экспедиции они переписывались. Известно, что Рерих прислал Атаманову один из зарубежных журналов, в котором была опубликована фотография, где они были вместе запечатлены на фоне алтайских гор. А Атаманов, помимо писем, по просьбе Рериха отправлял из Верхнего Уймона в Индию посылки с семенами лекарственных трав. Старожилы вспоминали, как Вахрамей Семёнович, перебирая травы приговаривал: «Надо, надо послать...» Замечательна и фраза из дневника Николая Константиновича: «Здравствуй, Вахрамей Семёнович! Для тебя на Гималаях Жар-цвет вырос».

Жизнь крестьян интересовала гостей. Их полюбили дети. Николай Константинович катал их на лошади по двору, а Елена Ивановна очень привязалась к внучке Вахрамея Семёновича четырёхлетней Оле, сшила ей вручную красивое платьице, даже просила невестку Атаманова, Марину Карпеевну, отдать ей малышку «в дети». Родители не согласились. «Но уже многие годы спустя сама Ольга Прокопьевна Атаманова об этом сожалела. И старожилы говорили: "Зря не отдали". Её дальнейшая жизнь сложилась тяжело».

Древнее прикладное искусство, одежда привлекали внимание членов экспедиции. Николай Константинович написал этюд девушки в древнерусском наряде. Позировала ему местная черноглазая красавица Варвара Ипатьевна Бочкарёва. Он говорил: «Будет эта девушка в музее». Экспедиция закупала некоторые образцы местной одежды для коллекции, например староверские самотканые опояски, с узорами и письменами. А Юрий Николаевич щеголял по деревне в зелёной коленкоровой рубашке, которую носил навыпуск, перепоясавшись ремешком, «в полном соответствии с модой Верхнего Уймона. Она "была ему мила" настолько, что он просил Агафью Вахрамеевну стирать рубашку "осторожно, чтоб не полиняла, не порвалась", ибо он хотел её "до дому довезти"».

Юрий Николаевич снимал на плёнку людей и окружающие горы, говорил сельчанам: «Будете у нас по стенке бегать». Тогда в Уймоне ещё не знали кино. К сожалению, материалы кинохроники погибли во время экспедиции.

Село Верхний Уймон стало стационарной базой, откуда члены экспедиции ежедневно выезжали на конях в горы и окрестные селения. Собирали горные породы, исследовали старинные погребения, изучали местные обычаи и наречия, записывали легенды о Чуди, о Беловодье, о Белом Бурхане и Ойроте.

Рерихи просили крестьян собирать в разных местах особые камни, а женщины в селе шили под них мешочки. Находки оплачивались из специальной шкатулки, сведения о местах сбора записывались, тут же бралась проба и камни сортировались по мешочкам. В наиболее перспективные для открытия залежей места совершались специальные поездки. «Находили свинец, каменный уголь, золото, железо. Руководил геологическими работами Морис Лихтман. Проводник показывал Рерихам заброшенные шахты, бывший асбестовый завод».

«Почти полных две недели неустанно изо дня в день продолжалась напряжённая работа членов экспедиции. С раннего утра, после лёгкого завтрака, начинались маршруты, пешие или конные, близкие или дальние, строго продуманные по целям... У каждого были свои, строго очерченные обязанности, но выполнялись и общие, когда поездки совершались в полном составе. Определились и пристрастия индивидуальные: Морис Михайлович, помимо занятий минералами и обдумывания проектов экономического сотрудничества, увлёкся записями алтайских народных мелодий; Юрий Николаевич много фотографировал и, очарованный, как и отец, недюжинной личностью Вахрамея Семёновича, эпизод за эпизодом снимал кинокамерой "жизнь его, опыты его и науки", что должно было стать частью большого фильма об Алтае и его жителях; Елена Ивановна в полную силу пользовалась возможностью в дни, свободные от "экскурсирования", спокойно работать над книгою. Она так и запомнилась жителям села: "Возле окна обычно сидела. Всё писала, писала. Не по книгам, а на память писала". Сыну от неё постоянно доставалось: "шутила, мол, он ленивый, дневника писать не хочет".

Наибольшая нагрузка приходилась, между тем, на Николая Константиновича, как на общего координатора действий... А ведь ко всему прочему рука каждую свободную минуту тянулась к этюднику...» Рерих «писал этюды везде, никогда не расставаясь с мольбертом. Даже к седлу он прикреплял маленький ящик — этюдник и во время езды на лошади набрасывал красками пейзажи». Известно, что из экспедиции Николай Константинович привёз около 500 работ.

О минеральных богатствах Рерих говорил: «Здешняя местность как вчера родилась. Золотые здешние места». И сожалел: «...Глух и заброшен Алтай...» «И не построен ещё город на месте новом». Он писал Валентину Булгакову: «...Алтай является не только жемчужиной Сибири, но и жемчужиной Азии. Великое будущее предназначено этому замечательному средоточию...»

Рерих считал долину между Верхним Уймоном и Катандой местом будущего центра культуры, для которого всё здесь подходило: и богатства природные, и красоты пейзажные, и земли плодородные. Оно виделось ему подходящим для строительства будущего города — Звенигорода.

Рерих предпринимал практические шаги для культурного развития этого района. По воспоминаниям Фёдора Лаптева, в то время работавшего в конторе «Заготпушнина», Н.К.Рерихом были посланы письма из Верхнего Уймона в Москву наркому иностранных дел Чичерину и в Горно-Алтайск председателю облисполкома Алагызову. В них предлагалась реконструкция уже существующих в Горном Алтае заводов и строительство новых, а также начало разработок залежей минерального сырья в отрогах Катунского хребта. Николай Константинович был уверен, что всё это вполне возможно осуществить, тем более что здесь ещё до первой мировой войны была запроектирована железнодорожная ветка «Барнаул — Катанда». Однако этот проект до сих пор так и не осуществлён.

Богатства Уймонской долины заключались не только в рудных залежах. Из собранных экспедицией материалов упоминаются корни маральника, рога марала и струя кабарги. Н.К.Рерих отмечал: «Маральи рога и мускус кабарги до сих пор являются ценным товаром. Нужно исследовать ценные свойства толчёного рога марала. Весенняя кровь, налившая эти мохнатые рога, конечно, напитана сильными отложениями. В чём разница мускуса тибетского марала и алтайской кабарги? Кабарга питается хвоей кедра и лиственницы. Алтайцы жуют хвойную смолу. Все качества мускуса должны быть исследованы». Для лечебных целей в Сибири используется мускус алтайской кабарги, а в Тибете — мускус горного барана.

«В большинстве зажиточных хозяйств держали маралов, причём в большом количестве. Панты маралов они отправляли в Монголию и Китай, получая с продажи большие деньги. (...) "Крестьяне говорят, что маралов выгоднее для них держать, чем лошадей, — писал в 1879 году Г.Н.Потанин в очерке "От Кош-Агача до Бийска", — сена они съедают менее лошади, а за рога можно выручить столько, сколько лошадь никогда не заработает. И надо сказать, выгоды от мараловодства столь велики, что уймонцы жертвовали даже пашней, чтобы огородить новые маральники"».

Объектом пристального внимания Н.К.Рериха были древности Алтая. Он упоминает в своём дневнике «каменных баб», «оленьи камни», «керексуры» и «кезеры». Оленьи камни — это скалы и камни, загадочные плиты, покрытые древними петроглифами, изображениями оленей с заброшенными на спину рогами с витиевато закрученными отростками. Керексуры — это древние курганы, надмогильные холмы, насыпанные из больших камней, ограждённые каменными столбами или плитами с нанесёнными на них знаками, похожие на кельтские менгиры в Европе. Кезеры — надмогильные памятники Алтая, каменные изваяния. Они настолько хорошо сохранились, что можно даже представить покрой древних одеяний, а также типы оружия. Многие из этих памятников относятся к уйгурской эпохе (X–XIV вв.), имеют надписи, частично прочитанные. Всё это Рерихом было описано и сосчитано.

При почти ежедневных маршрутах по окрестностям и ограниченном времени нечего было и думать о том, чтобы приступить к раскопкам. Речь могла идти лишь о чисто внешнем осмотре памятников, о предварительных оценках их значимости, о сборе сведений, связанных с отношением местных жителей к памятникам старины. Рерих говорил, что «и в доисторическом и в историческом отношении Алтай представляет невскрытую сокровищницу». Слова его оказались пророческими. После него было сделано много замечательных открытий, которые поставили Алтай на одно из первых мест по богатству памятников культуры. Самые знаменитые — это Пазырыкские курганы, открытые известным археологом Руденко, раскопки которых были закончены после второй мировой войны, а все экспонаты отправлены в Ленинград, в Эрмитаж, и составляют его гордость. Это произведения скифо-сибирского звериного стиля, о котором Рерих писал, как о наследии высокохудожественных сибирских древностей. Академику Покровскому посчастливилось найти в Верхнем Уймоне древнюю рукопись и ссудный список Максима Грека — знаменитая находка! Здесь было большое собрание рукописей христианского толка, украшенных миниатюрными заставками.

В долине находится множество удивительных пещер, о которых ходят легенды. Старожилы говорят, что по ним можно добраться до самих Гималаев, что есть выходы из трансазиатских подземелий. Из дневника Н.К.Рериха: «Около Чёрного Ануя на Караголе — пещеры. Глубина и протяжение их неизвестны. Есть там кости и надписи. (...) В скалах, стоящих над Кырлыком, чернеют входы в пещеры. Идут пещеры глубоко, конца им не нашли. Здесь также пещеры и тайные ходы — от Тибета через Куэнь-Лунь, через Алтын-Таг, через Турфан; "длинное ухо" знает о тайных ходах! Сколько людей спасались в этих ходах и пещерах! И явь стала сказкой».

Уже упоминалось, что в Уймонскую долину со всех сторон стремились искатели Беловодья — священного места, где обитают кроткие и справедливые люди, обладающие уникальными знаниями, нам пока недоступными, живёт там высшая мудрость на спасение всего будущего человечества. Маршрут в Беловодье был известен жителям долины, правда, весьма пространный: «...Пойдёшь между Иртышем и Аргунью. Трудный путь, но коли не затеряешься, то придёшь к солёным озерам. Самое опасное это место. Много людей уже погибло в них. Кто пути не знает, тот пропадёт в озерах или в голодной степи. Но коли выберешь правильное время, то удастся тебе пройти эти болота. И дойдёшь ты до гор Богогорше, а от них пойдёт ещё труднее дорога. Коли осилишь её, придёшь в Кокуши. А затем возьми путь через самый Ергор по особому ходу на конях, к самой снежной стране. А за самыми высокими горами будет священная долина. Там оно и есть, самое Беловодье».

Трудно было придерживаться пути шириною от Иртыша до Аргуни, но люди всё равно шли по этому маршруту, некоторые возвращались, некоторые пропадали, а кто возвращался — рассказывал другим, что мало преодолеть все физические препятствия, — попасть в Беловодье могут только чистые духом. Подходили они близко к Заповеданной Стране, уже слышали и колокольный звон, и пение петухов, и мычание коров, но напускался туман, и пройти было невозможно. «...Непозванный не дойдёт».

Фёкла Семёновна Бочкарёва из рода Атамановых, всю жизнь прожившая в Верхнем Уймоне, так рассказывала о Беловодье в 1982 году: «Надо искать Беловодье, потому что там горячие целебные воды. Да не даётся оно всем, Беловодье. Недостойный, неправедный душой не попадёт туда. Беловодье-то, сказывают, между Бухтармой и Китаем. Широко место-то. Зиновья Харитоновна Соколова, в деревне её все Соколихой звали, с сыновьями (у неё парни были 15–17 лет, да и сама-то немолода была, лет 50 поди было) искали Беловодье, ушли из деревни. Сказывают люди, будто она письмо присылала, да адрес свой не указала. Старики говорили: "Есть оно, Беловодь-то, есть. Добраться туда нелегко, подойдут люди близко-близко, на другом берегу петухи кричат, коровы мычат, а туман-то, туман, синё аж! Застелет всё... Кто не грешный-то, тот и проходил, поди"».

Тот же рассказ про Соколиху слышал и Николай Константинович в 1926 году в Верхнем Уймоне, и он отметил его в своих дневниковых записях.

Жители Уймона были уверены, что Рерихи успели побывать в Беловодье за то короткое время, что жили в селе. Доктор исторических наук В.Е.Ларичев в работе «Н.К.Рерих и сотоварищи в Сибири» приводит рассказ дочери Атаманова — Агафьи Вахрамеевны: «"Они и на Беловодье были! Три дня там гуляли. Идёшь, с одной стороны — горы, с другой — болота. Никто не может доехать. Туман покрывает, только петухи слышны. А им раскрылось. Фотографии показывали оттуда. Василисе скатерть подарили, кому-то рубаху оттуда. Скатерть белая, вышитая чёрными цветами. Шаль белую вязаную. Из Беловодья всё". Нашлись, правда, бородатые скептики, кто захотел сбить с толку Агафью, ядовито спрашивая: "А что ж они на Беловодье-то не остались, коли там были?" Рассказчица, однако, парировала сомневающихся вполне уверенно: "А сам (Н.К.Рерих. — В.Л.) ответил, что и другие страны повидать надо, и многое что сделать"».

«"С каких же пор пошла весть о Беловодье?" — "А пошла весть от калмыков да от монголов. Первоначально они сообщили нашим дедам, которые по старой вере, по благочестию".

Значит, в основе сведений о Беловодье лежит сообщение из буддийского мира. Тот же центр учения жизни перетолкован староверами. Путь между Аргунью и Иртышем ведёт к тому же Тибету».

Отрывки из цикла статей Г.Ярцевой "Центрально-Азиатская экспедиция Н.К.Рериха на Алтае»  (Журнал «Восход» №№3-9, 2004)

Источник: http://rossasia.sibro.ru